— Какого еще этого! Да она только на этих «черных» посмотрит, так год от мужиков шарахаться будет. Такие морды, аж жуть берет!

Феликс глянул на своего приятеля и подумал, что у того самого морда не лучше. А тут Хер-Голова еще и улыбнулся, блеснув золотыми коронками, какими щеголяли еще «клиенты» доблестного Глеба Жеглова.

«Ладно уж, — подумал Колчанов, — мне человек делает добро, а я про него хренотень всякую думаю. Нехорошо как-то». И он абсолютно искренне улыбнулся в ответ и крепко пожал однокласснику руку.

— Вечером, вечером жди меня в гости, — напомнил один из новоиспеченных «крестных отцов» венской мафии. — Проедемся по клиентам. Впечатления гарантирую и ей, и тебе.

Небольшая квартира, расположенная в мансарде старого, еще кайзеровских времен дома, была, наверное, самым уединенным местом в городе. Тут можно было, если понадобится, залечь хоть на месяц, хоть на два. К услугам постояльцев имелись огромный морозильник, полный продуктов, пара ящиков спиртного, ящик пива, несколько смен постельного белья. Обставлено это еще не обжитое логово было со вкусом. Хер-Голова, разумеется, в этом не был повинен, иначе здесь непременно оказались бы позолоченный унитаз с музыкой, торшер в виде голой женщины или еще что-нибудь подобное.

Консьержка пропустила Феликса и Марину без лишних вопросов, лишь только они показали жетон. По ее лицу было видно, что она и под пытками не скажет, кто поселился в самой верхней квартире. Две комнаты и кухня, отгороженная стойкой, как в барах; двери в ванную и туалет выходили прямо в гостиную. Не очень просторно, но зато уютно.

Единственное, о чем позаботился Хер-Голова, так это о кровати в спальне. Должно быть, он доставил немало хлопот венским мебельщикам, ибо потребовал у них сей предмет обстановки площадью с приличный аэродром. Но желание клиента — закон, и суперкровать была с превеликими трудами вознесена в мансарду.

Возле самого дома, неприметного, четырехэтажного, находилась и небольшая стоянка для машин. Там Феликс и оставил свой «Лендровер». Стоянку отделяла от улицы лишь тонкая цепь с крючком, показывавшая, что это частное, а отнюдь не муниципальное владение.

Марина уже успела поверить в реальность, всего происходящего с ней. Ей уже не казалось, что Вена — это где-то страшно далеко, что это совсем другая жизнь. В общем-то, так мало отличало австрийскую столицу от Смоленска. Конечно, тут жили много богаче, значительно спокойнее. Но все равно небо было таким же синим, так же занавески подхватывал сквозняк. Здесь так же думалось и так же дышалось. И ей даже вдруг показалось, что открой она сейчас дверь — и окажется на площадке дома, где ее брат купил квартиру. От этой мысли сделалось немного грустно, и девушка сообразила: не из Смоленска ей нужно было бежать, а от самой себя. А это мало кому удавалось.

Тут Марина наконец почувствовала, как же страшно она устала. Сейчас ей хотелось только одного: принять душ и спать, спать…

— Ну, что приуныла? — Феликс достал две бутылки с пивом, открыл их и поискал в шкафчике над кухонным столом бокалы.

— Это тебе кажется, — произнесла девушка, с трудом ворочая языком.

Наконец нашлись емкости: чудесные, литого стекла пивные кружки с еще не отклеенными золотистыми этикетками. Марине не хотелось пить пиво: она боялась, что спиртное, даже такое слабое, окончательно добьет ее и она рухнет на кровать, даже не помывшись. Но грех было не отметить благополучный исход такой отчаянной авантюры.

— За твой приезд, — Феликс поднял кружку и глухо стукнул ею о Маринину, которую девушка взяла двумя руками и тут же уткнулась носом в густую пену.

— Конечно, с моей сторона это верх наглости, — сказала Марина, — но я попрошу тебя сварить мне кофе.

— Зачем? Ты же спать собралась.

— Я так устала, что никакой кофе, даже самый крепкий, не выбьет меня из колеи.

— Так зачем пить его?

— Как это зачем? Он же мне не повредит.

— Кофе пьют, чтобы не уснуть.

— По-моему, Феликс, ты рассуждаешь как настоящий занудный немец.

— Слишком практично? — рассмеялся Колчанов.

— Слишком тупо.

— Ого, да ты с характером!

— Это потому, что ты попал в западню. Назад меня раньше, чем поедешь сам, не отправишь, — через силу улыбнулась девушка и пригубила пиво. — Так что ни ты без меня, ни я без тебя…

— Это даже похуже, чем муж и жена, — заметил Феликс.

Марину такое сравнение задело за живое.

— Если ты хочешь напомнить мне о… — Она осеклась, не зная, как назвать то, что произошло с ними на озере. — Тогда ты не жаловался.

Феликс допил пиво, отставил кружку и дружелюбно подмигнул Марине.

— Никому я ничего напоминать не собираюсь. Захочешь, вспомнишь сама, а нет — забудешь. А вот крепкий кофе приготовишь сама.

— Если захочу, — добавила девушка и по-мужски, залпом допила пиво.

Веселый Джон Ячменное Зерно сделал свое благородное дело. Марине стало хорошо и легко, и она не совсем твердой походкой пошла принимать душ, что-то беззаботно напевая.

В ванной комнате имелись душевая кабина с раздвижной стеклянной стенкой, умывальник, унитаз и биде. В углу тускло поблескивала стиральная машина. К своему ужасу, девушка не обнаружила на двери защелки. С душем можно было как-нибудь приспособиться, например, задвинуть стенку из матового стекла, но вот унитаз, расположенный в трех шагах от двери, которую нельзя ни запереть, ни подпереть ногой…

Впрочем, Феликс пока возился на кухне, да, в конце концов, он знал, куда направилась его спутница. И Марина бесстрашно направилась в ванную.

Там девушка разделась и скользнула за стеклянную стенку душа. Она мылась долго, с удовольствием гурманки подбирая оптимальную температуру воды.

Наконец, мокрая и чистая, она ступила на коврик возле умывальника и внезапно сообразила, что не взяла с собой ни одной чистой шмотки, а в грязную одежду влезать не хотелось. В ванной комнате нашлось только огромное полотенце, больше прикрыться было нечем. Но, как девушка ни старалась, если закрывалась грудь, открытыми оставались бедра или же наоборот. Махровый квадрат никак не хотел прикрывать все тело.

Марина осторожно открыла дверь и выглянула в комнату. Отсюда она могла видеть только часть кухни, соседствовавшую со стойкой по типу бара.

Колчанов сидел спиной, нервно затягиваясь только что закуренной сигаретой. Он чуть дернулся, заслышав звук открывающейся двери.

— Не смотри! — крикнула ему Марина.

— Иначе что?

— Иначе ослепнешь.

— А может, мне отрубят голову, как Аладдину? «Дочь наша, Бу-у-дур!» — Он медленно повернулся на высокой круглой табуретке, но увидел только мокрую голову да четыре пальца.

— Отвернись, — попросила Марина.

— Да, — Феликс закрыл глаза.

Внезапно девушка поняла, как глупо она выглядит в его глазах. Мол, тогда, на озере, небось не ломалась. Все это было так, но, наверное, стыдливость свойственна женщине в любой ситуации.

Наконец девушка нерешительно шагнула в комнату. Феликс честно не открывал глаз, хотя это стоило ему физических, да и моральных усилий. Марина быстро прошла к дивану, стоявшему посреди комнаты, присела за его спинку и стала распаковывать сумку. Одеться в полусогнутом состоянии было под силу разве что какой-нибудь цирковой «женщине-змее». Пришлось ограничиться бельем и закутаться в плед, лежавший на диване.

— Все, спокойной ночи, — сказала Марина.

— Сейчас день, — возразил Феликс.

— Ночь для меня наступает, когда я ложусь спать.

— На вечер у нас намечена культурная программа, — сыронизировал Феликс, — так что будь готова.

— В оперу, что ли, пойдем, Моцарта слушать?

— Покруче. Я провезу тебя по адресам клиентов вместе со здешними, бывшими нашими, проститутками. И ты увидишь кое-какие тонкости их работы своими глазами. Раньше бы это назвали экскурсией на производство.

Марина остановилась возле зеркала, поправила мокрые волосы, а затем, поняв, что высушить их до сна у нее нет сил, махнула рукой: черт с ними, пусть торчат потом в разные стороны, словно ветки из вороньего гнезда.